Дни текли размеренно. Я впитывал Москву и учился жить заново. За три года в периметре я привык к сонному образу жизни. Сейчас вокруг и внутри меня все резко менялось. Из пышной сдобы я превращался в сухарь. Я стал больше ходить, записался на фитнес, научился ездить в метро (правда, не всегда хорошо получается, но я стараюсь). Я сильно потею от нервного напряжения, могу поехать в другую сторону или перейти не на ту ветку, выйти не на ту сторону улицы, но я делаю это, потому что другой возможности перемещаться у меня нет.
Меня бесит напускная торопливость москвичей, вместе с их желанием успеть на работу! Они боятся опоздать и бегут что есть мочи, расталкивая всех вокруг локтями, возмущаясь медлительностью окружающих. Хотя я уверен, каждый из них почти всегда опаздывает.
Я много езжу и часто вижу калек с вытянутой рукой, как говорит приятный левитановский голос по громкой связи: «Люди, занимающиеся попрошайничеством». Я не даю им денег, всем этим одноруким, безруким, безногим, старым, больным, хилым — всем тем, у кого умирает дочь, потерян паспорт, болеет сын, потому что выявил удивительную закономерность. У каждого из них один маршрут, каждый стоит на своей точке. Они на работе. Я не хочу платить им за вызванную жалость, за чувство, которое в последнее время все чаще испытываю к себе. Мне сложно признаться, что я больше не звезда ре-алити-шоу. У меня нет денег на такси, у меня нет прав на вождение автомобиля, а соответственно, выход один — общественный транспорт. Меня часто узнают, если я еду без головного убора. Как правило, эта встреча сулит только крик в спину: «„Д2" говно!» Если в вагоне метро есть подростки, они будут долго смотреть, ржать, показывать на меня пальцем, тянуть пиво, продолжая отпускать остроты. Меня все это бесит. Я не знаю, куда себя деть, когда в вагоне находится человек, громко орущий: «Посмотрите, да это же Роман Третьяков из „Д2"!» Но самое унизительное, когда в метро берут автографы. Я не отказываю, просто стою и молча делаю то, о чем просят. Хм. Я делаю свою работу. Как правило, это закорючка на маленьком, пропитанном потом клочке бумаги. После того как расписался, какая бы ни была следующая станция, я выхожу и сажусь в следующий поезд. Мне стыдно, когда на меня пристально смотрят люди. Они глядят внимательно, с укором, некоторые с ухмылкой: «Довы...ывался? Сиди теперь, как все, в метро! Звезды х...евы! Б...дский „Д2"». Даже если мне удалось забиться в угол и никто на меня не обращает внимания, мне тошно. Мне противно от толпы, текущей в мраморных тоннелях. Меня раздражает вонь из прокуренного рта рядом стоящего пассажира, пивной перегар, запах закисшей мочи в вагонах, мне стремно держаться за поручни, потому что я не знаю, кто держался за них до меня, поэтому я всегда езжу в перчатках. У меня вызывают отвращение спящие на лавках вагона бомжи, грязь и воцарившаяся на каждом лице обреченность и депрессия.
Перед первой поездкой я надел панамку с длинными полями, шарф, очки, поднял воротник плаща, но даже это не помогало — меня узнавали.
Я вспоминаю ту приветливую, солнечную, красивую Москву, в которую я приехал 1 мая 2004 года тогда неизвестным, и сравниваю ее с этой, в которой живу прославившимся сейчас. Это два совершенно разных города. Тогда было то же метро, те же пробки, та же вонь. Изменился я. Я стал избалованным, претенциозным, сладким. Раздался звонок. Оля.
Ты можешь забрать меня отсюда?! — рыдала она в трубку.
Что случилось?
Я не могу больше быть на этом скотском шоу!
Да что произошло?
Мне сегодня Степа сказал, что я встречаюсь с Гоги!
С каким Гоги?
Да ни с каким!
Ну а что ты плачешь?
Да-да-да, потому что,— Оля плакала навзрыд, как маленькая,— я сказала, что я не говорила, что Дашко лесбиянка.
Успокойся. И объясни спокойно, а то я ничего не понимаю.
Оля продолжала шмыгать носом.
Меня тут все ненавидят! У меня нет друзей! Ксюша Собчак так сказала!
Да что ты нюни развесила! — Я понимал, что поглаживаниями никак не смогу ее защитить, тем более по телефону. Пришлось давить.— Оль, успокойся.
Я не могу больше тут! Забери меня отсюда! Я хочу домой! Я хочу домой! Забери-и-и!
Так, успокойся! — Раньше я всегда ее успокаивал, но сейчас мне не хотелось этого делать.— Оля, хватит ныть! Я тебе вытирал сопли три года! С меня хватит. Я говорил, что тебе теперь придется защищать не только себя, но и наши отношения?
Да,— по-прежнему всхлипывая, отвечала она.
Тебе можно было ныть, когда я был там! Когда я мог любому заткнуть рот. Лафа у тебя закончилась. Теперь надо думать, что говоришь и делаешь, надо думать заранее! Нянчиться с тобой там никто не будет! И наставлять на пусть истинный тоже! Ты взрослый человек, а ведешь себя как ребенок! Соберись! Хватит ныть! Слышишь? Хватит.— В телефонной трубке повисла тишина. Она опешила от такой реакции и тут же успокоилась.— И я ору на тебя не для того, чтобы добить, а чтобы отрезвить. Ты расклеилась, привыкла, что за тебя всегда скажут, подумают, сделают. Все, не будет такрго! А будет тебе еще хуже. Теперь, когда ты даешь слабинку, тебя будут клевать все, даже лохи, которые пару часов на проекте. Сейчас будут нападать все кому не лень! И не надо звонить и рыдать в трубку: «Степа мне сказал, что я встречаюсь с Гогой!» Ну и что?
Степа сказал, что я встречаюсь с Гогой! После Лобного подошла к нему и ответила: «Какое право ты имеешь клеветать на меня ?!»
Так.
Он сказал: «Оленька, успокойся. Я хочу, чтобы люди знали правду. Весь Интернет знает, что с Ромой у тебя уже давным-давно ничего нет. Тем более что в Сети плавает ролик, где ты с какими-то хачиками едешь в машине!» А это не хачики! Это мои друзья! И было это давным-давно, я там еще с косичками после Доминиканы.
А что вы со Степаном не поделили?
Да ничего! Настя вернулась с Сэмом из отпуска. И мы начали разбирать ситуацию с нашим сайтом. Помнишь, когда они улетали, всем сказали, что летят в Таиланд. Уже потом выяснилось, что Сэмик полетел со своим дядей в Эмираты, а Настя — вместе с Моцак в Сочи! Мы обсуждали это
на Лобном месте. Потом я, как всегда, выложила это на сайт. Единственное, дописала: «Где же правда на самом деле? Кто теперь поверит им? Зачем ребята нас так долго обманывали?»
Так.
Ну вот. А сегодня они вернулись. И первым делом объявили мне войну. Насте, естественно, не хочется выглядеть глупо, и она решила обвинить во всем меня. Сказала что-то типа: «Как это ты, моя подруга, могла написать на сайте такое? Что теперь подумает обо мне моя мама? Ты недвусмысленно дала понять, что я девушка нетрадиционной ориентации». Я ей ответила: «Настя, ну я же не сказала, что ты лесбиянка». Тут и вылез Степан: «Оля, ну я же не говорю, что ты в Питере встречаешься с Гогой». Мне стало очень обидно. Все надо мной ржали.
Ну, у Степана давняя неприязнь к нам.
И что мне делать?
Тебе надо быть к этому готовой. Они, как стадо шакалов, накинулись на тебя сразу, как только почувствовали твою беззащитность.
И что мне теперь делать?
Ничего. Готовься к новой провокации.
Я не хочу! Я хочу домой.
Ну вот, опять началось. Надо быть сильной. Учись себя защищать. У тебя прекрасная возможность.
Да я не хочу этого делать! У меня есть ты!
Сейчас меня рядом нет. Поэтому придется. Ладно, Оль, у меня тут есть кое-какие дела. Целую.
Подожди, я еще хотела сказать...
Что?
Ладно, ничего. Все пока. Я позвоню маме.
Звони, но только не с общего телефона.
Хорошо. Пока.
Пока.
|
