Дни летели в ожидании переговоров. Каждый день я звонил Оле и спрашивал о том, как идут дела. Она заверяла меня, что все в полном порядке. Германовский уже перезвонил и назначил переговоры. До субботы оставалась всего пара дней.
Зазвонил телефон. Номер был незнакомым. Я напрягся в ожидании самого худшего. Собрался с мыслями и нажал кнопку приема.
Алле!
Алле.
Ромка, привет.
Привет.— Голос был весьма жизнерадостный и знакомый, но, чей именно, мне не приходило в голову.
Ты что, не узнал? Это Люба.
Какая Люба?
Люба Ткаченко.
А?! Ткаченко! Привет! Я тебя не узнал.
Я уже поняла. Это мой новый номер, сохрани его. Старый я потеряла вместе с телефоном.
Ладно, сохраню. Ты как поживаешь?
Ну, в целом, конечно, хорошо. А ты?
Я?.. Я даже не знаю. Бывало и лучше, конечно.
Что так?
Да по телефону не хочется.— Я подумал, что хотел бы ее видеть, а то я с этими играми из дома никуда не выбираюсь.— Ты что сегодня делаешь?
—Ну у меня есть одна встреча деловая, она закончится часов в семь, а потом я ничего не планировала.
Прекрасно, может, увидимся? Я подумал, что нам есть что рассказать друг другу.
Давай. Я с удовольствием. У меня, правда, столько новостей!А где?
Тут рядом с моим домом есть кафе с потрясающим видом на Кремль.
Хорошо. Адрес скажи и как кафе называется.
Кафе «Рис и рыба», это в здании кинотеатра «Ударник». Улица Серафимовича, дом два.
Ух ты, дом два?!
Да, именно. Ты не против суш, роллов и прочего дерьма из сырой рыбы?
Нет, ты что! Я же очень люблю!
Ну вот и прекрасно. Ты на чем передвигаешься?
На чем, на метро, конечно.
Станция метро «Боровицкая».
Ладно, в восемь буду.
До встречи.
Пока.
Я был очень рад ее звонку. Мне хотелось отвлечься, бухнуть, покурить кальян, слегка пофлиртовать. Вечер обещал быть интересным.
До восьми часов оставалось немного времени. Я готовился, как на свидание, мне хотелось казаться домашним, уютным, располагающим к себе, но не слишком. Надеть вязаный теплый свитер с высоким воротом? Нет, он слишком уютный, я засну. Рубашки? Они все сейчас мне кажутся некрасивыми или неподходящими, да и слишком классически будет. Я провел у шкафа сорок минут — гигантское время для меня. Пришлось остановиться на классическом вишневом джемпере, синих джинсах, добротном ремне, классических туфлях и пальто. Уже на пороге вспомнил про запах. Я не пахну! Для флирта нужен запах. Я обильно подушился, открыл дверь и вышел.
От меня до кафе идти не больше пяти минут. Я вошел, выбрал удобный столик с хорошим видом и заказал себе 0,5 пива. Люба задержалась на полчаса.
Ромка! Привет.— Люба была в прекрасном расположении духа. Она, не стесняясь, кричала на все кафе. Святящееся улыбкой лицо, серое вязаное кепи, белая шуба, высокие сапоги на шпильке. Я встал, чтобы ее встретить, и ощутил какая она большая. Люба обняла меня, как ребенка, слегка нагнувшись.
Любажем, привет!
Ромажем!
Отлично выглядишь.
Спасибо, ты тоже. Ты уже пьешь? Я буду то же. Официант, будьте добры, принесите даме 0,5 пива.— Люба говорила очень громко!
Люба, ты как ураган!
А что скромничать? Я так х...рово себя чувствовала после ухода с «Д2», что сейчас отыгрываюсь! Ты уже заказал?
Нет еще.
Вот меню, давай заказывай.
А что, ты так сильно переживала из-за ухода?
И по этому поводу тоже. Да что, мало поводов для расстройства? Во-первых, конечно, я переживала из-за этого ублюдка Калганова. Сука, тварь! До сих пор его прыщавую морду ненавижу!
Ты знаешь, я тоже никогда его не любил, но ты же вроде с ним жила.
Жила, и что с того? Это не помешало ему устроить заговор и выгнать меня, беременную, на голосовании!
—Так ты что, правда беременная была? — Я очень
удивился.
-Да!
Ого.
Представляешь, какая тварь! Он еще после ухода неделю каждый день своей мамаше звонил и меня блядью, шалавой называл. Мол, я где-то на стороне с солдатами нагуляла. Вот сука! Ненавижу его!
Подожди, я что-то ничего не понимаю. С какими солдатами?
Да ни с какими! Это он так, для зрителя нап...дел. Хотя, правда, давай я все по порядку.
Давай, а то я ничего не понимаю.
Ты помнишь, пришла я, вся такая раскрасавица, во второй раз? Долго я там свое е...ло марафетила, каждый день п...ду брила, умывалась, кремами мазалась, а женишков-то ноль. Никого у меня, такой красавицы, не было. Один вот этот Руся. Я, конечно, знала, что он птица голубая, поэтому внимания на него не обращала, а он все вокруг да около вертелся, на уши сесть пытался: «Люба, ты такая пышная, такая дородная...» Какое у него там слово еще любимое было?
Маслакастая.
Точно — маслакастая. Я в таких комплиментах не особо секу. Мне казалось, что и правда ему нравлюсь. Он все мне комплименты свои льет в уши, а потом предлагает в домик заселиться. Я думала, пока никого подходящего нет, покручу с ним, чтобы меня как одиночку не выгнали, а потом, думаю, и прынц какой-нибудь появится. Вот и решила заселиться с ним. Я ж по природе своей натура авантюрная.
Я это помню, ты тогда даже на Лобном сказала, что натура ты авантюрная и почему бы тебе не попробовать с Рустамом.
Да-да. Ну и что ты думаешь? Месяц мы с ним пожили, и чувствую — все, Ром, влюбилась по-настоящему в этот мешок с салом. Да еще как сильно влюбилась! Сначала жили нормально, он такой обходительный был, все Люба-Люба, чай мне приносил, старался. По вечерам мы кино смотрели. Ты же знаешь, он парень толковый, не дурак. Кино мне интересное показывал, а я же не особо в этом разбираюсь, и, знаешь, нравилось. Ну а почему нет? В жизни же любой опыт полезен. Я старалась разбираться, пыжилась, мнение свое высказывала. Он ведь собственное мнение человека всегда ценит. Учил даже меня. «Люба,~- говорит,— ты что думаешь, я плохой? Нет, я хороший, просто, чтобы тут выжить, надо быть плохим. Паинькой здесь быть нельзя, а вот, если гадость скажешь или резкость — это всегда покажут». И ведь он прав. Да что я тебе рассказываю, ты и сам не хуже моего знаешь. Цветы даришь, в любви признаешься — не показывают. А как дерьмом кого-то обольешь — тут же в эфир. А он, хитрый, всегда эфиры отслеживает.
Он же постоянно в периметре.
Ему мама все записывает. На выходные домой выезжает и смотрит.
Я вспомнил. Он каждый раз едет на выходные, как в отпуск,— сумки собирает.
А в сумках знаешь что?
Конечно, знаю. Мы даже сцепились с ним один раз по этому поводу. Он в сумку все самое хорошее из холодильника выгребает, везет своей богатой семье дешевую колбасу из кармического холодильника, сыр, фрукты, лосось слабосоленый — короче, все!
А еще он там возил ворованную у девочек косметику, платья, футболки — все, что под руку попадалось.
Правда?
Ну конечно, он так у Бони платье украл, у Тори, а потом, когда мы с ним в Краснодар ездили, я это платье на его тете видела. Я же не дура, такие вещи замечаю. Он у девчонок хорошие вещи тырит и домой тащит. А потом из дома всей своей родне на Кубань отправляет. А его тетки из деревень рады подаркам московским. Они ж не знают, что Руся эти кофточки, платья и косметику тырит! Как раз когда к нему в гости приезжала, я это и обнаружила. Тетки по случаю моего приезда вырядились, как матрешки! А я смотрю одно платье — Бони, второе — Тори!
Видишь, молодец какой, заботливый! Кормилец. Такого Любка парня потеряла!
Да п...дец. Как мы с ним в Краснодаре были, это просто ужас.
Он что, из Краснодара?
Да нет, он из Славинска на Кубани. Короче, пришли мы в его школу, в которой он учился. А там дети, все, кто повзрослей, на него орут: «Пидор, не позорь наш город!» Представляешь! Такой кошмар начался! Те, кто посмелее, пинают его, швыряют в него что под руку попадется, орут! Но, слава богу, в меня ничего не попало, а вот ему досталось. А ведь это еще снимали. Так он потом долго умолял оператора, чтобы это в эфир не давали. Что я там пережила, не описать!
Мы что-то сбились. Ты говорила, что жили вы прекрасно и нравилось тебе очень.
Ну да, жили с ним поначалу хорошо. Он очень любит в душ сходить, у него средств разных косметических много, как у бабы хорошей. Выйдет из душа и кричит: «Люба! Любаня, иди ко мне!» Я ж с надеждой бегу в душевую, а он баночку крема мне протягивает и говорит: «Намажь меня». Мне ж несложно, тем более я люблю его. Что делать, беру, мажу его, а меня аж трясти начинает!
Почему? Хотела зарубить его?
Нет, конечно. Я его мажу и чувствую, возбуждаюсь, у меня снизу живота всю теплом заливает, губы набухают. Я так сильно его хотела, что аж щеки краснели! Намажу, а он буркнет мне вот так грубо: «Спасибо» и пойдет гордо, как царь.
А секс?
Какой секс? Он же пидор!
Ха-ха-ха! Ну ты даешь. Откровенно!
А что тут стесняться? Это я раньше по нему как овечка блеяла, а сейчас уже все, отвернуло на все сто восемьдесят градусов.
Ну а как же ты с ним жила, если он гей?
Как-как? Вот так и жила, надеялась, что он нормальный, ну или хотя бы бисексуал. А он оказался чистая...
Гомосятина!!!
ДА! Ха-ха-ха-ха! — Люба так звонко и открыто смеялась, что хотелось смеяться вместе с ней. И я смеялся от души. Я ржал! Она не стеснялась ни людей, сидящих вокруг и косящихся на нас, ни официантов — никого! Ей было насрать на них всех, и это мне в ней очень нравилось.
Ой, фуф, я давно так не смеялся.
Так вот. Я сначала думала, что он стесняется. Начала соблазнять его понемногу, то пеньюар красивый надену, то по домику в белье пройду. Нормальный мужик уже давно бы клюнул, а он ноль внимания. Ты помнишь, для Бузовой кровать под потолком делал?
-Да.
Вот и у нас такая была, только в другом домике. Так вот. Он из душа выходит, только полотенцем прикрыт, а я полупрозрачную сорочку надела, трусиков нет и по этой лестнице забралась, только жопа торчит, типа в ноутбуке ковыряюсь. А я ведь, Ром, в нем, в ноутбуке этом, ничего не понимаю. Но стараюсь! Сам понимаешь, какой вид снизу открывается. Я торчу, а сама одним глазом через отражение в окне за ним наблюдаю. Ну и что ты думаешь?! Он ходит по комнате, будто ни в чем не бывало! Никакого внимания! Ну ладно, думаю, может быть, ночью его одолею. Как я только к нему ни ложилась, и ноги раскину, и жопой к нему повернусь, и согнусь раком, и разогнусь — бесполезно, будто нет меня. Спит, даже не притронется.
А мысли у тебя не было, что он другой ориентации?
Была, конечно, но я его так сильно любила, что мне казалось, это неправда. Он из душа выходит, капли по телу стекают, а я смотрю и горю. Хочу его жутко. Ведь он как мужчина привлекательный. Ну согласись?
Ну... может быть,
Лицо, плечи... Крупный он такой, настоящий мужик. Мне казалось, что наконец-то я нашла свое счастье. И как тут поверишь в то, что он голубой? Ведь если любишь человека, никаким рассказам про него не поверишь. А он еще умело мои мысли направлял в другое русло. Кто-то, типа тебя, ляпнет про то, что он гомосек, Рустам отмолчится, а потом после Лобного, в домике, скажет мне с обидой и дрожью в голосе, что, мол, Третьяков не верит в то, что я тебя люблю, мол, завидует. А я ведь и правда начала к тебе неприязнь питать. Думала, правда, не верит Ромка в нашу любовь! Завидует!
Хитрый!
Да что ты! А бывало, как ляпнет что-нибудь типа: что-то ты, Любка, поправилась, и жопа у тебя жиром заплыла. Я обижалась сильно, а ему на мои обиды плевать. Я же думаю, что он меня не хочет, потому что я не такая, как ему бы хотелось. Давай худеть, на дорожке беговой часами зависала, на мне лица нет, а он меня еще больше долбит: то страшная, то тупая, то готовить не умею. Да что он мне только не говорил! Я уже в панике, а ведь люблю! Представляешь, чувствую, что заклевал меня, а уйти не могу.
Ну а забеременела-то ты как?
Ой, это вообще обоссаться история!
Подожди, давай еще пива по 0,5 закажем? Будешь еще что-нибудь кушать?
Пиво еще давай. Есть уже не хочу. Наелась.
Официант, принесите нам, пожалуйста, еще по 0,5.
Помнишь, Настю с Сэмом организаторы на ребенка разводили?
Помню.
Ну так вот. Рустам прослышал, что им за рождение ребенка обещают трехкомнатную квартиру в Москве. И он, не будь дураком, решил у Насти с Сэмом квартиру увести. Видимо, переговорил с Германовским, тот ему слухи подтвердил, и Рустам решился делать детей. Мы в тот день как раз поехали за периметр на какую-то тусовку. Я обрадовалась, ну наконец-то вот мой шанс обратить его внимание на себя. Мужички на меня будут смотреть, делать комплименты, Рустам начнет ревновать. Я намазалась как следует, платье шикарное подобрала, каблук, прическа, все как надо. Мы поехали. Как я и предполагала, мужиков там было очень много. Выглядела я роскошно, но все комплименты почему-то делали Рустаму: Рустам, какая у тебя Люба красавица! Руся, она такая веселая! Но контрольный комплимент мне сделала его мама: «Рустам, посмотри какие у Любы роскошные бедра, она очень легко родит и, судя по всему, будет прекрасной матерью. Люба создана рожать детей!» После этих слов он откинул все сомнения.
Вот уже интересней становится.
Мы приехали домой. Он мне говорит: «Готовься Любка, будем детей делать!» А я, ты ж знаешь, всегда готова. Он закрыл домик, выключил микрофоны, замотал камеру своим полосатым шарфом и пошел в душ. Аппаратная ничего нам не сказала, наверное, были в курсе того, что мы там должны делать. Я в это время быстро разделась и легла. Очень нервничала, думала о ерунде: снять трусики или нет, какую позу принять, как буду смотреться выгоднее — так или так. Надо ж было расположиться так, чтобы складок жировых не было видно. Мне казалось, что самый важный день в моей жизни настал, и именно сейчас, оттого как я его встречу, так все и пройдет. В итоге я раскорячилась на столько роскошно на сколько смогла: ногу одну согнула, руку под голову, пеньюаром себя красиво так прикрыла. Жду. Проходит минута, две, три, пять, десять, двадцать. У меня уже рука затекла. Выходит Рустам из душевой комнаты с какой-то чашечкой, в резиновых перчатках. Я его спрашиваю, что это такое? Он отвечает так робко: «Это то самое...» Что это? «Это то, чем делают детей...» Ну не придурок ли? Никогда я его таким не видела, он был похож на ребенка! Я, конечно, поржала над этим как следует. Он жутко покраснел и даже немного разозлился, но, поскольку деваться ему было уже некуда, продолжал стоять в дверях с чашечкой надроченной спермы. Я его спрашиваю: «А может быть, мы как-нибудь традиционным способом?» Он, на полном серьезе: «А как это?» Я ему объясняю: так, мол, и так, достаешь свой член и вставляешь мне его вот сюда — и показала ему, не стесняясь, куда. Он та-а-ак скривился! Ром, будто у меня там все гранатой разорвало, а потом плесенью покрылось. Вот тут я как раз поняла, что женщина для него — последнее существо на планете, и он никогда к ней не прикоснется. Дальше наше общение выглядело вот так:
А что ты думаешь, так не получится?
Как?
Ну вот так, я тебе по... помажу.
Что ты мне помажешь?
Ну... пипку твою.
Тут я, конечно, не выдержала и заржала еще больше.
Придурок! Нет, конечно! Ничего так не получится!
Ну, может быть, получится?
Со мной, конечно, такое впервые, ну а чем такой опыт плох? Я завелась и подумала, ну раз нормально трахнуть не может, пусть помажет, хоть какое-то удовольствие. Мазал он, конечно, добротно, пальцами прям туда, внутрь, все до последней капли! Даже мне ноги поднял и потряс, чтобы все поглубже прошло. Я, пока он мазал, ржала как укуренная, а он все серьезно делал. Старался, сопел. Потом, когда первая чашечка закончилась, он побежал делать вторую и снова мазать!
Как Русе квартиру хотелось!
И так, представляешь, четыре раза! Четыре чашечки Рустама Калганова! Он старался, мазал мне п...ду и поднимал ноги. Потом бежал в душ, дрочил и снова мазал. Четыре раза! Лучше б трахнул столько раз! А я все это время лежала и хихикала до тех пор, пока сперма у меня не побежала через край. Он это увидел, быстро подушку мне под жопу засунул и сказал минут десять—пятнадцать лежать.
И все?
— Да, и все! А потом прошло две недели. Мы начали ругаться еще больше. Я на него обиделась. Как раз в это время была задержка. Я сделала тест, он оказался положительным. Говорить ему я не хотела, слишком обрадуется, поэтому молчала. И вот домолчалась до того, что он устроил заговор и слил меня.
А что, он до конца так и не узнал, что ты забеременела?
Узнал, только чуть попозже. После голосования меня вывели к воротам, крикнули вслед: «Мы счастливы»., Ко мне подошел Германовский и деликатно начал разговор, на тему того, что жаль, что все так получилось. Говорил, по мне было очень видно, что я его любила, что он козел, ну и все в этом роде. Ты же знаешь, он может такие беседы вести. Потом аккуратно спросил про мою беременность, а я возьми и выпали: «Да, беременна». Он ненавязчиво сказал мне, чтобы я, когда вернусь собирать вещи, обязательно это сказала в кадре, а то зритель никогда не узнает о том, какой Рустам подонок. Еще сказал, что на моем месте он дал бы ему по роже. Я была в таком состоянии, что готова была сделать все что угодно. В итоге, что ты думаешь? Я так и делаю! Возвращаюсь в периметр собирать вещи, с Калгановым, естественно, возникает ссора. Я ему говорю, что беременна. Он меня обзывает шлюхой, блядью, говорит, что меня толпой е...ли какие-то солдаты, и я от них залетела! Именно поэтому он меня бросил! Представляешь, какой мудак?! Я ему отвечаю, что его чеченскую морду, как только он выйдет отсюда, превратят в кровавое месиво. Он ведь этого очень боится. Рустам размахивается и бьет меня со всей силы кулаком по лицу, я падаю на стол, он хватает меня за шею и начинает душить. Я, естественно, пытаюсь ему ответить, но что у меня может получиться? Он хоть и пидарас, но сильный. Короче, завязывается драка. А поблизости еще никого нет, одни малолетки, разнять некому. Он меня башкой по столу елозит, а я ничего сделать не могу. Я уже думала, что он меня задушит. Короче, все-таки кто-то ввязывается, разнимает, я еще продолжаю орать на него, что ему пи...ец, потому что его братья ему отрежут голову за то, что он так со мной обошелся. Вот так.
Жесть.
А потом, сообразив, что этот разговор через шесть дней будет показан, Калганов бежит в аппаратную, по дороге встречает продюсера, падает ему в ноги, я не шучу, правда, падает на колени и, целуя обувь, просит, чтобы это по телевизору не показывали. Он рыдал и умолял, чтобы Германовский вырезал этот разговор из эфира. Представляешь?! Не знаю, что еще Рустам сделал продюсеру, но наш разговор к эфиру очень сильно подрезали. По кадру получилось, что я истеричка, ору на него, а он просто схватил меня за шею, решив успокоить таким образом. Про то, что он чеченец, а никакой не татарин, как всем говорит, все вырезали. Вот так.
А потом?
Что потом? Потом он каждый день звонил своей маме и рассказывал про меня такое, что уши вяли. Моя мама смотрела на него вместе со мной и была готова застрелить этого ублюдка и тех, кто решает это показывать на всю страну. А я, беременная от него, сидела и смотрела. Ты можешь себе представить, я ношу его ребенка в себе, часть этого ублюдка, а он каждый вечер на всю страну называет меня б...дью и шалавой! Мне даже сейчас больно вспоминать то, что я тогда чувствовала. Ром, мне жить не хотелось. Я впервые всерьез задумалась над тем, чтобы покончить с собой. Я думала, что все, кто меня видит на улице, в метро, в кафе,— все они думают именно то, что Рустам каждый вечер орет по телевизору. Представляешь, я же его любила по-настоящему, думала, что он — мое счастье, решила забеременеть от него. Мне было так тяжело! Я всерьез думала про то, как долго буду висеть на суку, прежде чем умру, а еще я думала над тем, как скоро во мне умрет малыш после того, как умру я.
П...дец.
А потом мы с мамой долго советовались, что делать. Мое мнение менялось раз десять в день: то я хотела оставить малыша, то снова решалась на аборт. Мне хотелось, чтобы у меня был ребенок,— неважно, что от этой мрази, ведь это была часть меня, которая росла во мне каждый день. Мама настояла на том, чтобы я сходила к гинекологу и проконсультировалась. Я сходила. Доктор сказал, что аборт нежелателен, так как есть высокая вероятность бесплодия. Представляешь, во что я вляпалась? Идиот, которого я любила и от которого забеременела, каждый вечер позорит меня на все страну, а мне еще от него аборт нежелательно делать, потому что могу вообще бесплодной остаться. А тут еще вдобавок Германовский начал названивать. Ты же знаешь, он давно хотел, чтобы ребенок родился на проекте.
Да, я знаю. Это его голубая мечта превратить шоу в бесконечное «The Truman show». Ребенок позволил бы ему сделать шоу бесконечным! Зрителю было бы очень интересно наблюдать за тем, как плод развивается внутри героини шоу, вместе с тем как развиваются ее отношения в коллективе. Будущую мать ставили бы в такие условия, которые бы очень возмущали зрителя. А потом роды, развитие самого малыша — все это очень интересно. Они бы обеспечили интерес к шоу еще лет на пять и сумасшедшие рейтинги.
Германовский начал мне звонить и убеждать, что мое возвращение на проект просто необходимо. Он обещал мне квартиру в Москве, хорошую зарплату, гарантировал самые лучшие клиники, лучшие условия после родов. Пел как соловей. Ты его знаешь, он может. Названивал мне каждый день, приглашал на тусовки, ужины в рестораны, презентации в кино и прочую чепуху. Говорил о том, что мы этому ублюдку Калганову еще покажем! Мы обязательно проведем анализ ДНК ребенка, и вот тогда-то ему будет не отвертеться! Мы всем покажем, какая он сволочь! Я уже начала склоняться к тому, чтобы вернуться. Начала представлять, что действительно таким образом отомщу ему. А потом мы как-то сели дома на кухне с мамой, поговорили. Я ей рассказала про все, что происходит со мной, на что провоцирует меня продюсер, и в результате я решилась на аборт.
Жесть, Люба!
После того как я сказала об этом продюсеру, его, естественно, как ветром сдуло — звонки прекратились, приглашения в рестораны тоже.
Ну это понятно, ты просто перестала быть ему интересна.
Аборт прошел нормально. Единственное, что, когда все закончилось, со мной была настоящая истерика. Я как будто видела, как из меня вынимают по частям моего маленького сына...— Люба глотнула еще пива и отвернулась к окну. Слезы градом покатились по ее лицу. Она повернулась ко мне, вытерла их одним махом, громко шмыгнув носом и продолжила: — А через несколько дней мне стало плохо. Сильно болела голова, я часто теряла сознание, меня тошнило и рвало. Я в прямом смысле жила в туалете. Я думала, что это — последствия аборта, и сн*ва пошла в клиник^. С трудом залезла на это их страшное кресло, раскорячилась там, как смогла. Моя врачиха долго там все смотрела, искала. Сказала, что во мне остались куски плода... Меня еще долго скребли какой-то хреновиной. Бля, это так больно! После этой экзекуции меня оставили в клинике. Я полежала немного, но здоровье не улучшалось. Становилось только все хуже и хуже. Меня повели еще на одно обследование, потом еще на одно и еще на одно. В конце концов выяснилось, что у меня случился инсульт.
Ни х...ра себе!
Да. Вот такой ценой мне обошлось участие в популярном шоу.
У меня тут просто детский сад по сравнению с тобой.
Но даже и это еще не конец.
Ничего себе!
После инсульта я очень долго сидела дома и не выходила. Мама ухаживала за мной, как за ребенком, приносила кушать, готовила, убирала, я ничего не могла делать сама. Потом по чуть-чуть начала отходить. Стала бывать на свежем воздухе, дышать, меня стали навещать старые друзья. Короче, я приходила в норму. Начала работать.
Где?
Помнишь, я говорила, что до «Д2» работала в одной маленькой фирме, которая организовывала праздники?
-Да.
—Я к ним вернулась и начала снова полноценно жить. Писала песни и продавала их тем, кто хотел сделать любимому или любимой подарок. Короче, жизнь налаживалась. Я накопила немного денег и решила поехать отдохнуть в Испанию.
Ух ты!
Да, я знаю, что ты с Бузовой тоже там был. Так вот, я купила тур и полетела. Прилетаю в Мадрид. Аэропорт огромный.
Я был там. Знаю.
Ну вот, я, как баба из Марий Эл, смотрю вокруг и всему удивляюсь. Взяла тележку, получила багаж и вышла покурить. Тут ко мне подходит какой-то красивый загорелый мальчик в белой маечке и начинает что-то по-испански тараторить. Я ж по-ихнему ничего не понимаю, но слушала очень внимательно. Мальчик мне понравился, симпатичный был. Он что-то мне старательно рассказывал, а я внимательно слушала, но ни хрена не понимала. Короче, сказала ему что-то вроде: я не ондестен. Гуд-бай. Он ушел. А когда я докурила и оглянулась, поняла, что меня обчистили!
Серьезно?
Да! У меня сперли сумочку, в которой было все! Паспорт, деньги, мобильный телефон, путевка — короче, все! У меня остались с собой только два чемодана, забитых тряпками.
Люб, ты не можешь без приключений.
Видимо, да. Я очень долго пыталась добраться из аэропорта до нашего посольства в Мадриде.
Денег-то нет.
Вот именно. Как добралась, рассказывать не буду. Долго это и неинтересно. Встретила в посольстве русского мальчика. Он учится в МГИМО и тут в Испании проходит практику. Хороший мальчик, как ты понимаешь, из хорошей семьи, он мне помог оформить временные документы, поселил меня в гостиницу на неделю. Начал ко мне заезжать. Я ему понравилась. У нас закрутился роман. Представляешь!
Ну ты даешь!
Вот так. Он помог мне вернуться в Россию, и вот недавно я прилетела.
Тебе теперь, видимо, надо заново делать документы?
Да, надо делать. Надо ехать в мою любимую Марий Эл и все делать заново, я же там прописана. Но дело не в этом, а в том, как долго я шла к своей любви и что мне пришлось пережить на пути к ней.
Н-да-а...— Я даже не знал что ответить. Все мои переживания и расстройства казались теперь такой чепухой.
Ну а у тебя что?
После твоего рассказа у меня, наверное, все нормально.
Нет, ну серьезно, расскажи.
Я подробно рассказал ей все, что со мной случилось за последние два месяца, начиная с ухода. Люба внимательно слушала и, как любая впечатлительная женщина, охала и кивала головой. Я рассказал все честно, не привирая и не приукрашивая. Вплоть до того, что сейчас ищу работу, но это, оказывается, не так просто, как мне казалось.
Люб, я, наверное, пойду домой. У меня завтра тяжелый день, переговоры с Германовским.
Это по поводу денег?
Совершенно верно.
Ну хорошо, пойдем.
К этому моменту в ресторане осталась всего пара свободных столиков. Мы быстро рассчитались и вышли. Я помог ей поймать такси, чмокнул ее на прощание в щеку, посадил в машину и, подняв воротник пальто, пошел домой. Все-таки хорошая девушка Люба, веселая.
Мысль о завтрашнем дне и предстоящих переговорах, как ветер, разогнала туман опьянения. Я уже просчитывал алгоритм разговора, продумывал всевозможные комбинации аргументов. Германовский относится к тем людям, которые своей болтовней могут завести собеседника куда угодно. Он может разжалобить, рассердить, испугать, приласкать. Он большой плут и умник, этот Николай Алексеевич. Он не раз убеждал меня в том, с чем я отказывался соглашаться. Арсенал его средств убеждения очень велик: обаяние, интеллект, ораторское мастерство; когда первые не действуют, он подключает весьма распространенные средства управления: страх, стыд, долг, ответственность; когда и это не работает, в ход идут контракт и деньги. Я не раз ему проигрывал, но были моменты, когда и одерживал верх. Я знал его любимую тактику: заболтать. Он, как цыганка в контакте с лохом, смотрит в глаза и заставляет соглашаться с тем, что еще пять минут назад вызывало жуткое раздражение. И сейчас я переживаю, что завтра у меня может не хватить духу настоять на своем.
|
